Автор: Hate_U
Фассбендер очень любил курить сигареты Лаки Страйк. А МакЭвой очень любил таскать их из пачки, что в заднем кармане фассбендеровских джинсов. Так все у них и началось. С переломанного среднего пальца.
У Фассбендера был мотоцикл, на котором он очень любил гонять и выделываться. Джеймсу стало завидно, и он сел за руль гольфкара. Тогда стало завидно Майклу. Больничные койки у них оказались рядом.
Однажды МакЭвой решил признаться Фассбендеру в любви. Он все раздумывал, как бы аккуратнее, чтобы не травмировать: «А может так, а может эдак, а если сбоку подойти?» А Фассбендер взял и сказал «Люблю тебя, бля». Проблема была решена.
читать дальшеКогда МакЭвой сказал «Четыре раза», он просто пошутил. А Фассбендер взял и бросил Кравиц. Пришлось отвечать за свои слова. С тех пор МакЭвой шутит еще больше.
Майкл Фассбендер был рыж. Как и Джеймс МакЭвой. Они оба были рыжими. Рыжими-рыжими. «А ведь это судьба», - сказал Фассбендер. МакЭвой был с ним абсолютно согласен.
Однажды Чарльз Ксавьер, спустившись в кухню поздней ночью выпить чашку какао, застал там Эрика Леншерра, поедающего морковный пирог с лимонным кремом. Они сделали вид, что не видели друг друга. Но потом регулярно случайно встречались на кухне. Какао и морковный пирог, как оказалось, were never an option.
Однажды Чарльз Ксавьер играл в шахматы с самим собой. Потом появился Эрик, и они стали играть в шахматы вдвоем. Потом Чарльз просто играл с самим собой. А Эрик так и играл в шахматы. Ведь он не был телепатом.
Майкл Фассбендер очень любил напевать в душе. А Джеймс МакЭвой – подслушивать. Иногда он не сдерживался и начинал подпевать. В этот раз Майкл услышал, и ему показалось забавным выйти из душа без полотенца. Был вторник.
Рейвен Даркхолм всегда втайне мечтала стать девушкой Чарльза Ксавьера. Пока не увидела Чарльза в душе с Эриком Леншерром. После этого она начала мечтать стать Чарльзом Ксавьером. И у нее получилось. С тех пор Эрик часто заказывал на ужин сэндвич.
«А ты знал, что по носу можно определить размер мужского достоинства?», - спросил однажды Фассбендер, сексуально выпуская дым левой ноздрей. МакЭвой не знал, но тихо захихикал в сторону. Ведь у него-то нос больше.
«Обожаю блондинок», - не подумав ляпнул однажды МакЭвой. С тех пор Фассбендер и пергидроль стали неразлучны. «Упс», - подумал МакЭвой, - и как я раньше не понял?» Спустя месяц Фассбендер побрил голову, бросил Кравиц и стал счастлив. Больше недопонимания у них не возникало.
Майкл Фассбендер очень гордился своими шрамами и любил их публично демонстрировать. Публика же напрасно желала демонстрации иной гордости. А МакЭвой ее уже видел. Так-то.
Джеймс МакЭвой очень любил рассказывать, как он целовался с Анжелиной Джоли. Он рассказывал это всем подряд, и днем и ночью, за завтраком, обедом и ужином и даже во время бега трусцой. Ведь иначе пришлось бы рассказывать, как он целовался с Майклом Фассбендером.
Джеймс МакЭвой не любил рассказывать о своей личной жизни, и когда у него спрашивали что-то провокационное, он демонстративно вертел обручальное кольцо на пальце. Майкл Фассбендер тоже не любил рассказывать о своей личной жизни, и когда у него спрашивали что-то провокационное, он вспоминал, как вертел на хую МакЭвоя. И всем все было понятно без слов.
Однажды МакЭвой зашел в туалет, а там Фассбендер и Кравиц. «Однако», - подумал МакЭвой, проходя к писсуару и расстегивая ширинку. «Однако», - подумал Фассбендер, пристраиваясь рядом. «Опять не свезло», - подумала Кравиц. А все потому, что в Голливуде много латентных гомосексуалистов.
Мэттью Вон обожал попадать в точку с кастингом. «Химия между актерами, - говорил он, - половина успеха фильма». «Химия, - утверждал он, – залог хороших кассовых сборов. «Химия?» - удивленно подумал Вон, заметив руку МакЭвоя в штанах Фассбендера. Он был неправ, это оказалась голая физиология.