OH BAMBI. I cried so hard when those hunters SHOT YOUR MOMMY.
OH BAMBI. I cried so hard when those hunters SHOT YOUR MOMMY.
OH BAMBI. I cried so hard when those hunters SHOT YOUR MOMMY.
Two little boys, two little toys
each was a wooden horse
Gaily they played, each summer's day
Soldier boys, of course
One little chap, he had a mishap
and he broke off his horse's head,
Wept for his toy, then cried with joy
when his young comrade said:
"Do you think, Jack, I'd leave you crying
when there's room on my horse for two?
Climb up, Jack, we'll soon be flying
He can go just as fast with two
When we grow,we'll both be soldiers
and our horses won't be toys,
And it may be, Jack, that we'll remember
when we were two little boys"
The years quickly passed,
the war came at last'
and bravely the boys marched away
Cannon roared loud, midst the mad crowd
wounded and dying Jack lay
When out rings a cry and a horse dashes by
out of the ranks of the blue
Dashes away to where Jack lay
and a voice rang strong and true
"Do you think Jack, I'd could leave you dying
when there's room on my horse for two?
Climb up Jack, we'll soon be flying
He can go just as fast with two
Do you Jack, I'm all a tremble?
Perhaps it's the battles noise-
Or maybe,Jack, that I remember
when we were two little boys
each was a wooden horse
Gaily they played, each summer's day
Soldier boys, of course
One little chap, he had a mishap
and he broke off his horse's head,
Wept for his toy, then cried with joy
when his young comrade said:
"Do you think, Jack, I'd leave you crying
when there's room on my horse for two?
Climb up, Jack, we'll soon be flying
He can go just as fast with two
When we grow,we'll both be soldiers
and our horses won't be toys,
And it may be, Jack, that we'll remember
when we were two little boys"
The years quickly passed,
the war came at last'
and bravely the boys marched away
Cannon roared loud, midst the mad crowd
wounded and dying Jack lay
When out rings a cry and a horse dashes by
out of the ranks of the blue
Dashes away to where Jack lay
and a voice rang strong and true
"Do you think Jack, I'd could leave you dying
when there's room on my horse for two?
Climb up Jack, we'll soon be flying
He can go just as fast with two
Do you Jack, I'm all a tremble?
Perhaps it's the battles noise-
Or maybe,Jack, that I remember
when we were two little boys
среда, 28 сентября 2011
OH BAMBI. I cried so hard when those hunters SHOT YOUR MOMMY.
Мои амбиции делают отжимания пока я сплю
OH BAMBI. I cried so hard when those hunters SHOT YOUR MOMMY.
Название: "Больничный"
Автор: капитан треники
Фэндом: XMFC RPS
Пэйринг: Фассэвой
Жанр: флафф, романс, трололо
Рейтинг: PG за мат, а вообще детям, всё детям, чтоб не болели
Саммари:- Я хочу грелку с Винни Пухом, - было безапелляционно заявлено во всеуслышание, сопровождено жалостливым чихом и нарочито громким кашлем. Майклу срочно захотелось провалиться сквозь пол или хотя бы прикрыть лицо рукой. – А ещё нужно будет купить сигарет.
читать дальше
Когда Джеймс Макэвой простудился, вся съемочная группа поняла, что хуже конфигурации «шотландец в добром здравии, цветущий и порхающий» может быть только бэта-версия «шотландец болеющий».
- Т-ты не од-дин, Э-эрик, - Джеймс барахтался в воде, стуча зубами, и Майкл уже тогда с тоской в очах воззрился на него, почуяв неладное. – Т-т-ты н-не… Ма-а-айкл, я не могу.
Нос у Джеймса тогда налился и покраснел, глаза слезились, и он самым наглым образом прижимался к Майклу, который тащил его из бассейна, молча и сурово. Джеймс, картинно вздыхая, чихая и кашляя, разве что томно не повалился на кушетку, а просто плюхнулся на неё, с благодарностью бормоча что-то в адрес накинувшего на его плечи одеяло Мэттью. У Вона был невозмутимый вид, но Фассбендеру, присевшему рядом с Джеймсом, расклеивающимся на глазах, показалось, что весь накапливаемый годами нецензурный лексикон сейчас прокручивается в голове у режиссера.
- Это всё стресс, - Макэвой поискал, куда высморкаться, но ничего подходящего не нашел, а потому смиренно сложил дрожащие руки на коленях. – Я просто перенервничал.
- Стресс? – Мэттью вздернул бровь, вспомнив, как не позднее, чем вчера вечером видел Майкла и Джеймса в обнимку вываливающихся из какого-то маленького уютного паба и бездумно бредущих к гостинице, находящейся в нескольких кварталах, под проливным дождем без всякого намека на зонты. – Ну, блять, я рад за тебя, вали отлеживаться. Майкл, помоги ему.
Всё это напоминает Фассбендеру школьные годы: когда красивой девчонке становилось плохо прямо на занятии, провожать её домой отправляли почему-то именно Майкла. Разница была в том, что красивые девчонки не пыхтели, не ругались матом и не клянчили сигарет. Но и некоторое сходство наблюдалось: Джеймс вис на нем, прихрамывая, цепляясь за воротник куртки и постоянно просовывая холодную ладонь в его карман.
- Ты простудился, а не ногу сломал, - Майкл заботливо поддерживал Джеймса, мужественно вынося весь груз ответственности, который возложил на него хитрожопый Вон. – Хватит строить из себя горбуна из Нотрдама.
На что Макэвой только громко и звонко чихал, аккурат на Фассбендера. По дороге в гостиницу они заехали в аптеку, и Джеймс потащился с Майклом, наотрез отказываясь ждать в машине.
- Я хочу грелку с Винни Пухом, - было безапелляционно заявлено во всеуслышание, сопровождено жалостливым чихом и нарочито громким кашлем. Майклу срочно захотелось провалиться сквозь пол или хотя бы прикрыть лицо рукой. – А ещё нужно будет купить сигарет.
- И кляп, - тихо добавил Майкл.
- Извращенец, - возмутился Джеймс, но мгновенно воодушевился. – Может тогда сразу наручники и плетку?
Продавец выразительно смотрел на них. Сзади кто-то покашливал, явно намекая, что они задерживают очередь. Майкл торопливо схватил с прилавка коробку бумажных платков, потом ещё одну, злобно покосился на презервативы.
- Странно, что тебя не усыпили в детстве, - Фассбендер рассчитался за лекарства и грелку, взял пакет в одну руку, а нахохлившегося Джеймса в другую. – Пошли уже.
Прежде, чем они наконец попали в гостиничный номер Джеймса, пришлось сделать ещё несколько остановок: Макэвой вынудил Фассбендера купить цветастый шарф, шерстяные носки, блок красных «Мальборо», какую-то книгу, бутылку «Джемесона» и пару комиксов.
- Раз уж у меня больничный, хочу, чтобы всё было по правилам, - сказал Джеймс, довольно шурша пакетами на пассажирском сидении рядом, и только тогда Майкл понял, что Макэвой издевается. Но бить больного было бы дурным тоном, к тому же, Фассбендер не хотел продлевать Джеймсу больничный – слишком большая услуга.
Прежде всего Майкл выхлопотал таз, набрал в него горячей воды и заставил Джеймса долго и нудно парить ноги. Обмотанный новым шарфом Джеймс болтал ногами в кипятке, наблюдая, как кожа становится красной и сморщенной, и рассказывал старый бородатый анекдот про бассейн и скупого шотландца.
- Вынеси им два, нет, три ведра воды! – восклицал Джеймс, звонко хохоча и хлопая себя по коленке. – Дай-ка покурить.
Майкл больно растер его ноги полотенцем, не обращая внимания на обиженное шипение, бережно натянул носки, укутал всего Макэвоя в плед, словно куклу.
- Курить, - жалобно мяукнул Джеймс, ерзая, пытаясь выбраться из колючего шерстяного кокона.
- Сначала температуру смерим, - наставительно.
Градусник пискнул, возвещая о том, что у Джеймса жар.
- Теперь понятно, почему ты столько чепухи несешь, - Майкл вздохнул и растворил в кружке жаропонижающий порошок. Пока Джеймс, недовольно морщась, глотал замечательный напиток, Фассбендер вскрыл блок, вытащил пачку, сунул сигарету в рот и принялся за дело. Он носился по номеру, вспоминая детство и то, как его всегда лечила мать, и через полчаса спальня Джеймса превратилась в настоящий лазарет. Джеймс прижимал к себе злосчастную желтую грелку, жалуясь попеременно то на плохое самочувствие, то на Майкла, то на весь белый свет.
- Не нравятся мои методы, врача вызову, - Майкл пыхтел сигаретой, подтыкая одеяло. – Тебе столько уколов наделают в тощую твою шотландскую задницу, что сидеть потом ровно не сможешь.
И ведь подействовало, по крайней мере Джеймс послушно замолчал, сложив руки по швам вдоль одеяла, беспокойно вглядываясь в потолок. Его немного потряхивало, но температура заметно понижалась. К вечеру Майкл добился пусть не нормы, но по крайней мере чего-то к ней близкого.
Прядки волос липли к влажному лбу Джеймса, который то дремал, то просыпался. Майкл трижды сменил воду в грелке, напоил Джеймса чаем с малиновым джемом, и даже помогал подняться в туалет, хоть Джеймс и протестовал из последних сил. Пижама липла к телу.
- Должно быть, выгляжу я отвратительно.
- Что есть, то есть, - согласился Майкл, не выдержав и позволив Джеймсу пару раз затянуться своей сигаретой. Выдохнув дым, Макэвой неловко закашлялся.
Потом звонил Мэтт, справлялся о том, как у них двоих, мать их так и сяк, дела. Майкл поспешил заверить его, что всё в порядке, и что Джеймс через пару дней будет как огурчик. Джеймс протестующе замычал, а Вон в трубке отчаянно взвыл.
- Пару дней, блин, тоже мне, - ворчал Макэвой после, а Майкл пихал ему в рот медовые леденцы от кашля.
К десяти часам Макэвой совсем затих, разглядывая картинки в купленных комиксах, пока Майкл, включив телевизор чуть слышно, дремал в кресле. Джеймс потянулся к тумбочке, посмотрел на свои часы. Стрелки показывали второй час ночи. Макэвой уже собрался выключить светильник и уснуть, но вдруг вспомнил об уснувшем в кресле Майкле. Что значит спать сидя Джеймс знал. Затекшие мышцы и деревянная спина на утро, а ещё дурное настроение – вот что это значило. Спустив ноги в белых шерстяных носках на пол, Джеймс осторожно подошел к Майклу.
- Что такое? – Майкл настороженно открыл один глаз, когда весь такой пижамный домашний Джеймс стал теребить его и водить теплыми пальцами по лицу. – Ты в порядке?
- Идем спать,- шепнул Джеймс, потянув Майкла, и тот, всё ещё плохо соображая, поднялся на ноги. Джеймс крепко сжал его руку в своей.
- Диван в той стороне, - Майкл кивнул вправо.
- Даже не думай, - Джеймс торопливо увлек его за собой. – Будешь всю ночь дышать моими бациллами.
- Хорошо, - резонно согласился Майкл, забираясь с Джеймсом под одеяло. – Но тогда я тоже заболею. Что скажет Мэттью?
Джеймс поудобнее пристроился рядом и улыбнулся.
- Он скажет «Да ебаный же нахуй» и станет носить нам апельсины и лекарства. Разве не прелесть? - Джеймс улыбается в темноте. - И у нас будет один больничный на двоих.
Автор: капитан треники
Фэндом: XMFC RPS
Пэйринг: Фассэвой
Жанр: флафф, романс, трололо
Рейтинг: PG за мат, а вообще детям, всё детям, чтоб не болели
Саммари:- Я хочу грелку с Винни Пухом, - было безапелляционно заявлено во всеуслышание, сопровождено жалостливым чихом и нарочито громким кашлем. Майклу срочно захотелось провалиться сквозь пол или хотя бы прикрыть лицо рукой. – А ещё нужно будет купить сигарет.
читать дальше
Когда Джеймс Макэвой простудился, вся съемочная группа поняла, что хуже конфигурации «шотландец в добром здравии, цветущий и порхающий» может быть только бэта-версия «шотландец болеющий».
- Т-ты не од-дин, Э-эрик, - Джеймс барахтался в воде, стуча зубами, и Майкл уже тогда с тоской в очах воззрился на него, почуяв неладное. – Т-т-ты н-не… Ма-а-айкл, я не могу.
Нос у Джеймса тогда налился и покраснел, глаза слезились, и он самым наглым образом прижимался к Майклу, который тащил его из бассейна, молча и сурово. Джеймс, картинно вздыхая, чихая и кашляя, разве что томно не повалился на кушетку, а просто плюхнулся на неё, с благодарностью бормоча что-то в адрес накинувшего на его плечи одеяло Мэттью. У Вона был невозмутимый вид, но Фассбендеру, присевшему рядом с Джеймсом, расклеивающимся на глазах, показалось, что весь накапливаемый годами нецензурный лексикон сейчас прокручивается в голове у режиссера.
- Это всё стресс, - Макэвой поискал, куда высморкаться, но ничего подходящего не нашел, а потому смиренно сложил дрожащие руки на коленях. – Я просто перенервничал.
- Стресс? – Мэттью вздернул бровь, вспомнив, как не позднее, чем вчера вечером видел Майкла и Джеймса в обнимку вываливающихся из какого-то маленького уютного паба и бездумно бредущих к гостинице, находящейся в нескольких кварталах, под проливным дождем без всякого намека на зонты. – Ну, блять, я рад за тебя, вали отлеживаться. Майкл, помоги ему.
Всё это напоминает Фассбендеру школьные годы: когда красивой девчонке становилось плохо прямо на занятии, провожать её домой отправляли почему-то именно Майкла. Разница была в том, что красивые девчонки не пыхтели, не ругались матом и не клянчили сигарет. Но и некоторое сходство наблюдалось: Джеймс вис на нем, прихрамывая, цепляясь за воротник куртки и постоянно просовывая холодную ладонь в его карман.
- Ты простудился, а не ногу сломал, - Майкл заботливо поддерживал Джеймса, мужественно вынося весь груз ответственности, который возложил на него хитрожопый Вон. – Хватит строить из себя горбуна из Нотрдама.
На что Макэвой только громко и звонко чихал, аккурат на Фассбендера. По дороге в гостиницу они заехали в аптеку, и Джеймс потащился с Майклом, наотрез отказываясь ждать в машине.
- Я хочу грелку с Винни Пухом, - было безапелляционно заявлено во всеуслышание, сопровождено жалостливым чихом и нарочито громким кашлем. Майклу срочно захотелось провалиться сквозь пол или хотя бы прикрыть лицо рукой. – А ещё нужно будет купить сигарет.
- И кляп, - тихо добавил Майкл.
- Извращенец, - возмутился Джеймс, но мгновенно воодушевился. – Может тогда сразу наручники и плетку?
Продавец выразительно смотрел на них. Сзади кто-то покашливал, явно намекая, что они задерживают очередь. Майкл торопливо схватил с прилавка коробку бумажных платков, потом ещё одну, злобно покосился на презервативы.
- Странно, что тебя не усыпили в детстве, - Фассбендер рассчитался за лекарства и грелку, взял пакет в одну руку, а нахохлившегося Джеймса в другую. – Пошли уже.
Прежде, чем они наконец попали в гостиничный номер Джеймса, пришлось сделать ещё несколько остановок: Макэвой вынудил Фассбендера купить цветастый шарф, шерстяные носки, блок красных «Мальборо», какую-то книгу, бутылку «Джемесона» и пару комиксов.
- Раз уж у меня больничный, хочу, чтобы всё было по правилам, - сказал Джеймс, довольно шурша пакетами на пассажирском сидении рядом, и только тогда Майкл понял, что Макэвой издевается. Но бить больного было бы дурным тоном, к тому же, Фассбендер не хотел продлевать Джеймсу больничный – слишком большая услуга.
Прежде всего Майкл выхлопотал таз, набрал в него горячей воды и заставил Джеймса долго и нудно парить ноги. Обмотанный новым шарфом Джеймс болтал ногами в кипятке, наблюдая, как кожа становится красной и сморщенной, и рассказывал старый бородатый анекдот про бассейн и скупого шотландца.
- Вынеси им два, нет, три ведра воды! – восклицал Джеймс, звонко хохоча и хлопая себя по коленке. – Дай-ка покурить.
Майкл больно растер его ноги полотенцем, не обращая внимания на обиженное шипение, бережно натянул носки, укутал всего Макэвоя в плед, словно куклу.
- Курить, - жалобно мяукнул Джеймс, ерзая, пытаясь выбраться из колючего шерстяного кокона.
- Сначала температуру смерим, - наставительно.
Градусник пискнул, возвещая о том, что у Джеймса жар.
- Теперь понятно, почему ты столько чепухи несешь, - Майкл вздохнул и растворил в кружке жаропонижающий порошок. Пока Джеймс, недовольно морщась, глотал замечательный напиток, Фассбендер вскрыл блок, вытащил пачку, сунул сигарету в рот и принялся за дело. Он носился по номеру, вспоминая детство и то, как его всегда лечила мать, и через полчаса спальня Джеймса превратилась в настоящий лазарет. Джеймс прижимал к себе злосчастную желтую грелку, жалуясь попеременно то на плохое самочувствие, то на Майкла, то на весь белый свет.
- Не нравятся мои методы, врача вызову, - Майкл пыхтел сигаретой, подтыкая одеяло. – Тебе столько уколов наделают в тощую твою шотландскую задницу, что сидеть потом ровно не сможешь.
И ведь подействовало, по крайней мере Джеймс послушно замолчал, сложив руки по швам вдоль одеяла, беспокойно вглядываясь в потолок. Его немного потряхивало, но температура заметно понижалась. К вечеру Майкл добился пусть не нормы, но по крайней мере чего-то к ней близкого.
Прядки волос липли к влажному лбу Джеймса, который то дремал, то просыпался. Майкл трижды сменил воду в грелке, напоил Джеймса чаем с малиновым джемом, и даже помогал подняться в туалет, хоть Джеймс и протестовал из последних сил. Пижама липла к телу.
- Должно быть, выгляжу я отвратительно.
- Что есть, то есть, - согласился Майкл, не выдержав и позволив Джеймсу пару раз затянуться своей сигаретой. Выдохнув дым, Макэвой неловко закашлялся.
Потом звонил Мэтт, справлялся о том, как у них двоих, мать их так и сяк, дела. Майкл поспешил заверить его, что всё в порядке, и что Джеймс через пару дней будет как огурчик. Джеймс протестующе замычал, а Вон в трубке отчаянно взвыл.
- Пару дней, блин, тоже мне, - ворчал Макэвой после, а Майкл пихал ему в рот медовые леденцы от кашля.
К десяти часам Макэвой совсем затих, разглядывая картинки в купленных комиксах, пока Майкл, включив телевизор чуть слышно, дремал в кресле. Джеймс потянулся к тумбочке, посмотрел на свои часы. Стрелки показывали второй час ночи. Макэвой уже собрался выключить светильник и уснуть, но вдруг вспомнил об уснувшем в кресле Майкле. Что значит спать сидя Джеймс знал. Затекшие мышцы и деревянная спина на утро, а ещё дурное настроение – вот что это значило. Спустив ноги в белых шерстяных носках на пол, Джеймс осторожно подошел к Майклу.
- Что такое? – Майкл настороженно открыл один глаз, когда весь такой пижамный домашний Джеймс стал теребить его и водить теплыми пальцами по лицу. – Ты в порядке?
- Идем спать,- шепнул Джеймс, потянув Майкла, и тот, всё ещё плохо соображая, поднялся на ноги. Джеймс крепко сжал его руку в своей.
- Диван в той стороне, - Майкл кивнул вправо.
- Даже не думай, - Джеймс торопливо увлек его за собой. – Будешь всю ночь дышать моими бациллами.
- Хорошо, - резонно согласился Майкл, забираясь с Джеймсом под одеяло. – Но тогда я тоже заболею. Что скажет Мэттью?
Джеймс поудобнее пристроился рядом и улыбнулся.
- Он скажет «Да ебаный же нахуй» и станет носить нам апельсины и лекарства. Разве не прелесть? - Джеймс улыбается в темноте. - И у нас будет один больничный на двоих.
вторник, 27 сентября 2011
OH BAMBI. I cried so hard when those hunters SHOT YOUR MOMMY.
Автор: risowator
Пейринг: акулка и фавн
Рейтинг: сказочный
кусочек приятного = )
Однажды, когда акулка и фавн гуляли во сне, мистеру Тумнусу показалось, что его спутник выглядит не очень веселым, хотя Эрик всегда радовался возможности походить по земле.
- Что тебя печалит, друг мой? - спросил мистер Тумнус, когда Эрик, как только они вышли к берегу моря, полез в воду.
- Буль-буль-буль, - ответил Эрик и захлебнулся - он забыл, что он сейчас не рыба и не может дышать под водой.
Вытащив на берег друга, и сделав ему искусственное дыхание, мистер Тумнус сперва отругал его, потом сильно обнял.
- А теперь скажи: зачем ты полез в воду?
- У меня болит тааа... - растягивая звук, Эрик широко раскрыл рот, показывая, где болит. Мистер Тумнус обхватил его лицо ладонями, поворачивая к свету, чтобы лучше рассмотреть больной зуб.
Когда Эрик проснулся в океане, он весь день помнил тепло рук на своих человеческих щеках, и ему казалось, что зуб уже не беспокоит, но к вечеру боль вернулась и испортила настроение. Злобной акулой он носился в толще воды, распугивая живность, и чуть не раскусил пополам лодку, вышедшую на ночную рыбалку, но людей спасло то, что чуткий слух Эрика уловил далекий стук копыт.
Пока мистер Тумнус скакал по камням, уходящим в океан, чтобы побыстрее встретиться с другом, он даже не заметил, как ветер сорвал и унес его красный шарфик.
- Эрик! - кричал мистер Тумнус и махал руками приближающемуся акульему плавнику. Но фавн не знал, что это не его любимый друг, а чужая голодная акула, решившая полакомится в прибрежных водах.
Последнее, что подумал мистер Тумнус, перед тем как потерять сознание, что это какие-то незнакомые челюсти хотят его съесть. Он уже не видел, как в последний момент из воды выпрыгнул Эрик и перехватил акулу, не видел, как отчаянно они дрались, пытаясь откусить друг другу хвосты.
Очнулся мистер Тумнус от знакомого влажного тычка в руку - это Эрик, покачиваясь на волнах, трогал его носом.
- Я умер? - спросил фавн, смотря на звезды, отражающиеся в черной воде. Эрик тихонечко рассмеялся, и вода забулькала у него в глотке, тут мистер Тумнус вспомнил зачем пришел сюда:
- Как твой зуб, болит?
- Уже нет, - ответил Эрик, отведя глаза. Он не скажет его двуногому, что больной зуб сломался и выпал во время драки с чужаком. - Ты меня вылечил, там, на берегу во сне.
Мистер Тумнус важно вскинул бровь и дернул ушками, в шутку гордясь тем, что он волшебное существо.
Так они провели ночь, смотря на падающие в океан звезды и загадывая желания, а когда за горами начало светлеть небо Мистер Тумнус попрощался с Эриком, обняв его за большой нос, и отправился пасти овечьи стада.
День обещал быть хорошим. Даже то, что другие фавны смеялись, когда заметили на лице мистера Тумнуса царапины - этой щекой он прижимался к острым чешуйкам на носу Эрика - не испортило настроения. У него была своя тайна, и она делала его особенным.
Пейринг: акулка и фавн
Рейтинг: сказочный
кусочек приятного = )
Однажды, когда акулка и фавн гуляли во сне, мистеру Тумнусу показалось, что его спутник выглядит не очень веселым, хотя Эрик всегда радовался возможности походить по земле.
- Что тебя печалит, друг мой? - спросил мистер Тумнус, когда Эрик, как только они вышли к берегу моря, полез в воду.
- Буль-буль-буль, - ответил Эрик и захлебнулся - он забыл, что он сейчас не рыба и не может дышать под водой.
Вытащив на берег друга, и сделав ему искусственное дыхание, мистер Тумнус сперва отругал его, потом сильно обнял.
- А теперь скажи: зачем ты полез в воду?
- У меня болит тааа... - растягивая звук, Эрик широко раскрыл рот, показывая, где болит. Мистер Тумнус обхватил его лицо ладонями, поворачивая к свету, чтобы лучше рассмотреть больной зуб.
Когда Эрик проснулся в океане, он весь день помнил тепло рук на своих человеческих щеках, и ему казалось, что зуб уже не беспокоит, но к вечеру боль вернулась и испортила настроение. Злобной акулой он носился в толще воды, распугивая живность, и чуть не раскусил пополам лодку, вышедшую на ночную рыбалку, но людей спасло то, что чуткий слух Эрика уловил далекий стук копыт.
Пока мистер Тумнус скакал по камням, уходящим в океан, чтобы побыстрее встретиться с другом, он даже не заметил, как ветер сорвал и унес его красный шарфик.
- Эрик! - кричал мистер Тумнус и махал руками приближающемуся акульему плавнику. Но фавн не знал, что это не его любимый друг, а чужая голодная акула, решившая полакомится в прибрежных водах.
Последнее, что подумал мистер Тумнус, перед тем как потерять сознание, что это какие-то незнакомые челюсти хотят его съесть. Он уже не видел, как в последний момент из воды выпрыгнул Эрик и перехватил акулу, не видел, как отчаянно они дрались, пытаясь откусить друг другу хвосты.
Очнулся мистер Тумнус от знакомого влажного тычка в руку - это Эрик, покачиваясь на волнах, трогал его носом.
- Я умер? - спросил фавн, смотря на звезды, отражающиеся в черной воде. Эрик тихонечко рассмеялся, и вода забулькала у него в глотке, тут мистер Тумнус вспомнил зачем пришел сюда:
- Как твой зуб, болит?
- Уже нет, - ответил Эрик, отведя глаза. Он не скажет его двуногому, что больной зуб сломался и выпал во время драки с чужаком. - Ты меня вылечил, там, на берегу во сне.
Мистер Тумнус важно вскинул бровь и дернул ушками, в шутку гордясь тем, что он волшебное существо.
Так они провели ночь, смотря на падающие в океан звезды и загадывая желания, а когда за горами начало светлеть небо Мистер Тумнус попрощался с Эриком, обняв его за большой нос, и отправился пасти овечьи стада.
День обещал быть хорошим. Даже то, что другие фавны смеялись, когда заметили на лице мистера Тумнуса царапины - этой щекой он прижимался к острым чешуйкам на носу Эрика - не испортило настроения. У него была своя тайна, и она делала его особенным.
OH BAMBI. I cried so hard when those hunters SHOT YOUR MOMMY.
OH BAMBI. I cried so hard when those hunters SHOT YOUR MOMMY.
Автор: шлимазл
Пейринг: Фассэвой
Рейтинг: R (мат)
Жанр: стеб
Саммари: по вторникам Майкл особенно привлекает Джеймса.
Размер: 875 слов
+++Джеймс в сотый раз обошел съемочную площадку, исследуя декорации, стратегически расставляя аппаратуру и высматривая возможные пути отступления. Он даже окопался в сваленной в кучу одежде.
- Меня видно? - спросил он у проходящего мимо Холта.
- Блять! - совсем не юношеским басом рявкнул Ник. - Кто здесь?
- Это я, Джеймс. Я тут, в одежде. Меня видно?
- Было бы видно, - сказал Николас, наклоняясь и вороша костюмы, - я бы так не орал. Это точно Джеймс? Джеймс Макэвой?
- Да, это Джеймс Макэвой, - очень довольно ответил Джеймс и выбрался на поверхность.
Затем он заглянул во все гримерки, где получил пощечину от Дженьюари, кокетливое хихиканье Зоуи Кравитц и ехидное: "Давай, мой тигр, заходи" от Бейкона в трусах. Бейкон вообще был подозрительный. Самым тайным убежищем была гримерка Мэттью - никто не понимал, зачем режиссеру гримерка, но она была, и табличка с его фамилией исправно висела на двери. Ключ от режиссерской гримерки Джеймс спиздил еще две недели назад. На всякий случай.
Он бы не ступил на этот путь порока и воровства, если бы его не вынудили. Но сил терпеть больше не было - в прошлый раз, когда он неудачно спрятался за оператором, который хоть и был его шире, но ниже по росту, - его закинули на плечо, как какую-то доисторическую женщину, и унесли, похлопывая по заднице, обтянутой узкими джинсами. После этого Джеймс поторопился забыть узкие джинсы, как страшный сон. Он свалил их в кучу на заднем дворе, полил бензином и сжег. Жена, наблюдавшая за ним через заднюю дверь, даже боялась спросить, что случилось. Так грозно и устрашающе выглядел Макэвой на фоне полыхающих левайсов, стоя в одной рубашке и трусах и держа в руке пустую канистру. Почти как тот страшный немец из Раммштайн. Джеймс был, конечно, поменьше и поэлегантнее, но устрашающ все равно. У всех мужчин должен быть момент, когда они похожи на большого страшного немца.
Сын, сидя на руках матери и наблюдая за отцом, даже обслюнявил от страха все дверное стекло. Впрочем, он был в том возрасте, когда слюнявили почти все, но Джеймс все же предпочитал думать, что это от страха.
Внезапно над площадкой зазвучало "This is where I'll be so heavenly, so come and dance with me, Michael". Фассбендер совсем охуел, подумал Джеймс, затравленно озираясь по сторонам. Теперь он даже давал сигнал к началу охоты.
- Угроза на три часа, - громко прошептал Бейкон. Джеймс посмотрел в указанном направлении и взял низкий старт.
- Джеймс! - крикнул Фассбендер. - Джеймс, сколько можно! Пожалуйста, Джеймс!
Но Макэвой его не слушал, резко сорвавшись с места, он побежал, слыша, как бежит за ним Майкл, выкрикивая что-то бессмысленное. Бессмысленное - потому что это были сладкие речи змея-искусителя. Сдаваться было нельзя. Остановиться значило проиграть. Ебанутый и горжусь этим, подумал Джеймс и широко улыбнулся.
Он успел два раза обежать площадку, уронить Мэттью, зацепиться на ходу и порвать платье Кравитц, врезаться в Джонс и уткнуться носом в ее потрясающую грудь, пока, наконец, не решил, что настало время исчезнуть в укрытии. Обогнув курящего Бейкона (вообще курить рядом с аппаратурой им запрещалось, но сейчас все были увлечены гонками локальных Тома и Джерри, поэтому Кевин мог делать, что хотел), Джеймс с разбега бросился в кучу одежды и зарылся.
Музыка перестала играть. Все члены съемочной площадки, как по команде, замолчали. Суки, подумал Макэвой. Продажные сволочи. Могли бы и пошуметь. Вдруг он сейчас чихнет – сразу ведь спалится.
В наступившей тишине шаги Фассбендера - а никто больше так театрально не стучал каблуками - прозвучали особенно громко. И шаги эти явно направлялись в сторону вороха одежды. Досчитав до пяти и позволив Майклу подойти на достаточное расстояние, Макэвой с индейским гиканьем, выскочил и побежал к гримерке Мэттью, сжимая в резко вспотевшей ладони ключи.
По его подсчетам он как раз успевал захлопнуть дверь перед наглой арийской рожей.
Наглая арийская рожа подсчеты не производила, да и вообще, как заметил Джеймс, математикой особо не увлекалась, поэтому Фассбендер с легкостью перешел на скорость молодого гепарда, догнал Джеймса и схватил его за локоть.
- Ну блять, - запыхавшись от кратковременного, но интенсивного забега, простонал Макэвой.
- Три ноль в мою пользу, - возвестил Фассбендер, легко перекидывая жертву через плечо и направляясь к своей гримерке. - Тебе не надоело, Джеймс? Каждый вторник. Вот каждый гребаный вторник.
На съемочной площадке восстанавливалось обычное движение, люди начинали разговаривать и разбредаться по своим местам. Мол, ничего такого не случилось. Подумаешь, один ведущий актер поймал другого ведущего актера и утащил в гримерку.
Хотя уровень сопротивления Джеймса всегда падал к тому моменту, как Фассбендер ставил его на пол, закрывал дверь гримерки и начинал раздеваться, он все еще строил планы на будущие вторники.
- У тебя какая-то навязчивая идея? - ласково поинтересовался Майкл, расстегивая его ремень. - Побегать перед тем, как поебаться? Или ты надеешься, что я устану?
- Просто по вторникам ты меня особенно привлекаешь.
- Заметно. Так привлекаю, что ты съебываешь с астрономической скоростью, - фыркнул Фассбендер.
- Я хочу как-нибудь успеть убежать.
- И? - Майкл потянул низ его кофты вверх, заставляя поднять руки. - Что потом? Будешь диктовать из-за закрытой двери условия?
Издевайся, издевайся, подумал Макэвой, стаскивая носки. Вот на следующей неделе они поедут снимать на природу, и Мэттью пообещал, что у них будут маленькие машинки, как на поле для гольфа, чтобы передвигаться по площадке.
Майкл поцеловал его, и, прикрывая глаза, Джеймс представлял, как он будет орать: "Отсоси, Фассбендер!" и съебывать от бегущего Майкла на маленькой славной машинке.
Пейринг: Фассэвой
Рейтинг: R (мат)
Жанр: стеб
Саммари: по вторникам Майкл особенно привлекает Джеймса.
Размер: 875 слов
+++Джеймс в сотый раз обошел съемочную площадку, исследуя декорации, стратегически расставляя аппаратуру и высматривая возможные пути отступления. Он даже окопался в сваленной в кучу одежде.
- Меня видно? - спросил он у проходящего мимо Холта.
- Блять! - совсем не юношеским басом рявкнул Ник. - Кто здесь?
- Это я, Джеймс. Я тут, в одежде. Меня видно?
- Было бы видно, - сказал Николас, наклоняясь и вороша костюмы, - я бы так не орал. Это точно Джеймс? Джеймс Макэвой?
- Да, это Джеймс Макэвой, - очень довольно ответил Джеймс и выбрался на поверхность.
Затем он заглянул во все гримерки, где получил пощечину от Дженьюари, кокетливое хихиканье Зоуи Кравитц и ехидное: "Давай, мой тигр, заходи" от Бейкона в трусах. Бейкон вообще был подозрительный. Самым тайным убежищем была гримерка Мэттью - никто не понимал, зачем режиссеру гримерка, но она была, и табличка с его фамилией исправно висела на двери. Ключ от режиссерской гримерки Джеймс спиздил еще две недели назад. На всякий случай.
Он бы не ступил на этот путь порока и воровства, если бы его не вынудили. Но сил терпеть больше не было - в прошлый раз, когда он неудачно спрятался за оператором, который хоть и был его шире, но ниже по росту, - его закинули на плечо, как какую-то доисторическую женщину, и унесли, похлопывая по заднице, обтянутой узкими джинсами. После этого Джеймс поторопился забыть узкие джинсы, как страшный сон. Он свалил их в кучу на заднем дворе, полил бензином и сжег. Жена, наблюдавшая за ним через заднюю дверь, даже боялась спросить, что случилось. Так грозно и устрашающе выглядел Макэвой на фоне полыхающих левайсов, стоя в одной рубашке и трусах и держа в руке пустую канистру. Почти как тот страшный немец из Раммштайн. Джеймс был, конечно, поменьше и поэлегантнее, но устрашающ все равно. У всех мужчин должен быть момент, когда они похожи на большого страшного немца.
Сын, сидя на руках матери и наблюдая за отцом, даже обслюнявил от страха все дверное стекло. Впрочем, он был в том возрасте, когда слюнявили почти все, но Джеймс все же предпочитал думать, что это от страха.
Внезапно над площадкой зазвучало "This is where I'll be so heavenly, so come and dance with me, Michael". Фассбендер совсем охуел, подумал Джеймс, затравленно озираясь по сторонам. Теперь он даже давал сигнал к началу охоты.
- Угроза на три часа, - громко прошептал Бейкон. Джеймс посмотрел в указанном направлении и взял низкий старт.
- Джеймс! - крикнул Фассбендер. - Джеймс, сколько можно! Пожалуйста, Джеймс!
Но Макэвой его не слушал, резко сорвавшись с места, он побежал, слыша, как бежит за ним Майкл, выкрикивая что-то бессмысленное. Бессмысленное - потому что это были сладкие речи змея-искусителя. Сдаваться было нельзя. Остановиться значило проиграть. Ебанутый и горжусь этим, подумал Джеймс и широко улыбнулся.
Он успел два раза обежать площадку, уронить Мэттью, зацепиться на ходу и порвать платье Кравитц, врезаться в Джонс и уткнуться носом в ее потрясающую грудь, пока, наконец, не решил, что настало время исчезнуть в укрытии. Обогнув курящего Бейкона (вообще курить рядом с аппаратурой им запрещалось, но сейчас все были увлечены гонками локальных Тома и Джерри, поэтому Кевин мог делать, что хотел), Джеймс с разбега бросился в кучу одежды и зарылся.
Музыка перестала играть. Все члены съемочной площадки, как по команде, замолчали. Суки, подумал Макэвой. Продажные сволочи. Могли бы и пошуметь. Вдруг он сейчас чихнет – сразу ведь спалится.
В наступившей тишине шаги Фассбендера - а никто больше так театрально не стучал каблуками - прозвучали особенно громко. И шаги эти явно направлялись в сторону вороха одежды. Досчитав до пяти и позволив Майклу подойти на достаточное расстояние, Макэвой с индейским гиканьем, выскочил и побежал к гримерке Мэттью, сжимая в резко вспотевшей ладони ключи.
По его подсчетам он как раз успевал захлопнуть дверь перед наглой арийской рожей.
Наглая арийская рожа подсчеты не производила, да и вообще, как заметил Джеймс, математикой особо не увлекалась, поэтому Фассбендер с легкостью перешел на скорость молодого гепарда, догнал Джеймса и схватил его за локоть.
- Ну блять, - запыхавшись от кратковременного, но интенсивного забега, простонал Макэвой.
- Три ноль в мою пользу, - возвестил Фассбендер, легко перекидывая жертву через плечо и направляясь к своей гримерке. - Тебе не надоело, Джеймс? Каждый вторник. Вот каждый гребаный вторник.
На съемочной площадке восстанавливалось обычное движение, люди начинали разговаривать и разбредаться по своим местам. Мол, ничего такого не случилось. Подумаешь, один ведущий актер поймал другого ведущего актера и утащил в гримерку.
Хотя уровень сопротивления Джеймса всегда падал к тому моменту, как Фассбендер ставил его на пол, закрывал дверь гримерки и начинал раздеваться, он все еще строил планы на будущие вторники.
- У тебя какая-то навязчивая идея? - ласково поинтересовался Майкл, расстегивая его ремень. - Побегать перед тем, как поебаться? Или ты надеешься, что я устану?
- Просто по вторникам ты меня особенно привлекаешь.
- Заметно. Так привлекаю, что ты съебываешь с астрономической скоростью, - фыркнул Фассбендер.
- Я хочу как-нибудь успеть убежать.
- И? - Майкл потянул низ его кофты вверх, заставляя поднять руки. - Что потом? Будешь диктовать из-за закрытой двери условия?
Издевайся, издевайся, подумал Макэвой, стаскивая носки. Вот на следующей неделе они поедут снимать на природу, и Мэттью пообещал, что у них будут маленькие машинки, как на поле для гольфа, чтобы передвигаться по площадке.
Майкл поцеловал его, и, прикрывая глаза, Джеймс представлял, как он будет орать: "Отсоси, Фассбендер!" и съебывать от бегущего Майкла на маленькой славной машинке.
OH BAMBI. I cried so hard when those hunters SHOT YOUR MOMMY.
Автор: Hate_U
Фассбендер очень любил курить сигареты Лаки Страйк. А МакЭвой очень любил таскать их из пачки, что в заднем кармане фассбендеровских джинсов. Так все у них и началось. С переломанного среднего пальца.
У Фассбендера был мотоцикл, на котором он очень любил гонять и выделываться. Джеймсу стало завидно, и он сел за руль гольфкара. Тогда стало завидно Майклу. Больничные койки у них оказались рядом.
Однажды МакЭвой решил признаться Фассбендеру в любви. Он все раздумывал, как бы аккуратнее, чтобы не травмировать: «А может так, а может эдак, а если сбоку подойти?» А Фассбендер взял и сказал «Люблю тебя, бля». Проблема была решена.
читать дальшеКогда МакЭвой сказал «Четыре раза», он просто пошутил. А Фассбендер взял и бросил Кравиц. Пришлось отвечать за свои слова. С тех пор МакЭвой шутит еще больше.
Майкл Фассбендер был рыж. Как и Джеймс МакЭвой. Они оба были рыжими. Рыжими-рыжими. «А ведь это судьба», - сказал Фассбендер. МакЭвой был с ним абсолютно согласен.
Однажды Чарльз Ксавьер, спустившись в кухню поздней ночью выпить чашку какао, застал там Эрика Леншерра, поедающего морковный пирог с лимонным кремом. Они сделали вид, что не видели друг друга. Но потом регулярно случайно встречались на кухне. Какао и морковный пирог, как оказалось, were never an option.
Однажды Чарльз Ксавьер играл в шахматы с самим собой. Потом появился Эрик, и они стали играть в шахматы вдвоем. Потом Чарльз просто играл с самим собой. А Эрик так и играл в шахматы. Ведь он не был телепатом.
Майкл Фассбендер очень любил напевать в душе. А Джеймс МакЭвой – подслушивать. Иногда он не сдерживался и начинал подпевать. В этот раз Майкл услышал, и ему показалось забавным выйти из душа без полотенца. Был вторник.
Рейвен Даркхолм всегда втайне мечтала стать девушкой Чарльза Ксавьера. Пока не увидела Чарльза в душе с Эриком Леншерром. После этого она начала мечтать стать Чарльзом Ксавьером. И у нее получилось. С тех пор Эрик часто заказывал на ужин сэндвич.
«А ты знал, что по носу можно определить размер мужского достоинства?», - спросил однажды Фассбендер, сексуально выпуская дым левой ноздрей. МакЭвой не знал, но тихо захихикал в сторону. Ведь у него-то нос больше.
«Обожаю блондинок», - не подумав ляпнул однажды МакЭвой. С тех пор Фассбендер и пергидроль стали неразлучны. «Упс», - подумал МакЭвой, - и как я раньше не понял?» Спустя месяц Фассбендер побрил голову, бросил Кравиц и стал счастлив. Больше недопонимания у них не возникало.
Майкл Фассбендер очень гордился своими шрамами и любил их публично демонстрировать. Публика же напрасно желала демонстрации иной гордости. А МакЭвой ее уже видел. Так-то.
Джеймс МакЭвой очень любил рассказывать, как он целовался с Анжелиной Джоли. Он рассказывал это всем подряд, и днем и ночью, за завтраком, обедом и ужином и даже во время бега трусцой. Ведь иначе пришлось бы рассказывать, как он целовался с Майклом Фассбендером.
Джеймс МакЭвой не любил рассказывать о своей личной жизни, и когда у него спрашивали что-то провокационное, он демонстративно вертел обручальное кольцо на пальце. Майкл Фассбендер тоже не любил рассказывать о своей личной жизни, и когда у него спрашивали что-то провокационное, он вспоминал, как вертел на хую МакЭвоя. И всем все было понятно без слов.
Однажды МакЭвой зашел в туалет, а там Фассбендер и Кравиц. «Однако», - подумал МакЭвой, проходя к писсуару и расстегивая ширинку. «Однако», - подумал Фассбендер, пристраиваясь рядом. «Опять не свезло», - подумала Кравиц. А все потому, что в Голливуде много латентных гомосексуалистов.
Мэттью Вон обожал попадать в точку с кастингом. «Химия между актерами, - говорил он, - половина успеха фильма». «Химия, - утверждал он, – залог хороших кассовых сборов. «Химия?» - удивленно подумал Вон, заметив руку МакЭвоя в штанах Фассбендера. Он был неправ, это оказалась голая физиология.
Фассбендер очень любил курить сигареты Лаки Страйк. А МакЭвой очень любил таскать их из пачки, что в заднем кармане фассбендеровских джинсов. Так все у них и началось. С переломанного среднего пальца.
У Фассбендера был мотоцикл, на котором он очень любил гонять и выделываться. Джеймсу стало завидно, и он сел за руль гольфкара. Тогда стало завидно Майклу. Больничные койки у них оказались рядом.
Однажды МакЭвой решил признаться Фассбендеру в любви. Он все раздумывал, как бы аккуратнее, чтобы не травмировать: «А может так, а может эдак, а если сбоку подойти?» А Фассбендер взял и сказал «Люблю тебя, бля». Проблема была решена.
читать дальшеКогда МакЭвой сказал «Четыре раза», он просто пошутил. А Фассбендер взял и бросил Кравиц. Пришлось отвечать за свои слова. С тех пор МакЭвой шутит еще больше.
Майкл Фассбендер был рыж. Как и Джеймс МакЭвой. Они оба были рыжими. Рыжими-рыжими. «А ведь это судьба», - сказал Фассбендер. МакЭвой был с ним абсолютно согласен.
Однажды Чарльз Ксавьер, спустившись в кухню поздней ночью выпить чашку какао, застал там Эрика Леншерра, поедающего морковный пирог с лимонным кремом. Они сделали вид, что не видели друг друга. Но потом регулярно случайно встречались на кухне. Какао и морковный пирог, как оказалось, were never an option.
Однажды Чарльз Ксавьер играл в шахматы с самим собой. Потом появился Эрик, и они стали играть в шахматы вдвоем. Потом Чарльз просто играл с самим собой. А Эрик так и играл в шахматы. Ведь он не был телепатом.
Майкл Фассбендер очень любил напевать в душе. А Джеймс МакЭвой – подслушивать. Иногда он не сдерживался и начинал подпевать. В этот раз Майкл услышал, и ему показалось забавным выйти из душа без полотенца. Был вторник.
Рейвен Даркхолм всегда втайне мечтала стать девушкой Чарльза Ксавьера. Пока не увидела Чарльза в душе с Эриком Леншерром. После этого она начала мечтать стать Чарльзом Ксавьером. И у нее получилось. С тех пор Эрик часто заказывал на ужин сэндвич.
«А ты знал, что по носу можно определить размер мужского достоинства?», - спросил однажды Фассбендер, сексуально выпуская дым левой ноздрей. МакЭвой не знал, но тихо захихикал в сторону. Ведь у него-то нос больше.
«Обожаю блондинок», - не подумав ляпнул однажды МакЭвой. С тех пор Фассбендер и пергидроль стали неразлучны. «Упс», - подумал МакЭвой, - и как я раньше не понял?» Спустя месяц Фассбендер побрил голову, бросил Кравиц и стал счастлив. Больше недопонимания у них не возникало.
Майкл Фассбендер очень гордился своими шрамами и любил их публично демонстрировать. Публика же напрасно желала демонстрации иной гордости. А МакЭвой ее уже видел. Так-то.
Джеймс МакЭвой очень любил рассказывать, как он целовался с Анжелиной Джоли. Он рассказывал это всем подряд, и днем и ночью, за завтраком, обедом и ужином и даже во время бега трусцой. Ведь иначе пришлось бы рассказывать, как он целовался с Майклом Фассбендером.
Джеймс МакЭвой не любил рассказывать о своей личной жизни, и когда у него спрашивали что-то провокационное, он демонстративно вертел обручальное кольцо на пальце. Майкл Фассбендер тоже не любил рассказывать о своей личной жизни, и когда у него спрашивали что-то провокационное, он вспоминал, как вертел на хую МакЭвоя. И всем все было понятно без слов.
Однажды МакЭвой зашел в туалет, а там Фассбендер и Кравиц. «Однако», - подумал МакЭвой, проходя к писсуару и расстегивая ширинку. «Однако», - подумал Фассбендер, пристраиваясь рядом. «Опять не свезло», - подумала Кравиц. А все потому, что в Голливуде много латентных гомосексуалистов.
Мэттью Вон обожал попадать в точку с кастингом. «Химия между актерами, - говорил он, - половина успеха фильма». «Химия, - утверждал он, – залог хороших кассовых сборов. «Химия?» - удивленно подумал Вон, заметив руку МакЭвоя в штанах Фассбендера. Он был неправ, это оказалась голая физиология.